Ролевая по мотивам Наруто

Объявление

  • ">
Основная информация:

Нашему форуму 6 лет, в честь этого мы восстанавливаем его функционирование. Если Вы первый раз здесь, советуем заглянуть в наш FAQ
Рейтинг нашей игры - NC-21, а это значит, что у нас разрешён треш, хардкор и содомия. Возможность смерти персонажа очень высока.

Стоит знать:

Сюжет претерпел глобальные изменения. Система боёвки пересмотрена. Переработана вся основная информация. Советуем заново ознакомиться со всеми темами, находящимися в разделе

"Главная информация"


Все вопросы Вы можете адресовать

сюда.



События в игре:

26 августа, рассвет
Выжившие в мясорубке Вторжения шиноби сползаются в последний оплот людей на этой земле - Убежище, расположенное в Аме. Остальные Скрытые Селения уничтожены и захвачены демонами из свиты Аманцарека. В Убежище заканчиваются провиант и медикаменты. Чудом спасшиеся шиноби Омея, под предводительством своего лидера, выбираются на поверхность.

Администрация:

Deidara
Kagami Honda
Tora Rin

Внимание!

Для восстановления старой анкеты обращайтесь к администрации.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ролевая по мотивам Наруто » Фанфики » Адские Сны Бога|Ориджинал.


Адские Сны Бога|Ориджинал.

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

Автор: Адельхейд Аустерлинц

Фэндом: Ориджиналы

Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Даркфик, Фэнтези, Мистика, Философия, Психология, Фантастика
Предупреждения: Смерть персонажа, Некрофилия
Размер: планируется Мини, написано 13 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе написания.

Сам себе Творец.

Адские сны, плотно втянутые холодной, ледяной паутиной в реальность. Впиваясь ледяными, острыми, как бритва лезвиями в кожу, проникая в сознания, окутывая его темным, густым туманом. Проваливаясь в бескрайные моря. Падая вверх, к черту гравитацию.

Я Бог своего мира. Властитель незримых, великих цивилизаций, но, как и все великие, когда-нибудь меня будет ждать крах. И из этого тягучего болота, сладкой теплой крови смешанной с внутренностями людей, я никогда не выберусь, я просто буду. Буду существовать там.

Я – Бог своего мира. Моя власть в мире неограниченна, но, как известно, все великие цивилизации когда-нибудь падут.

Но пусть умирают люди, я буду жить. Это моя эгоистичная натура не даст мне сдохнуть.

Сладкая гниль проникает ко мне в душу, проникает и остается там, заражая чувства, высасывая жизненную силу. Теперь мой удел – сон, там я – Бог. Я хочу править, управлять мирами, вселенными я алчная, ненасытная. Вечный сон моего сознания и я буду жить реальным, но я не хочу избавляться от этого безумия. Ха-ха!

Я абсолютно перестала различать реальность и сон. Они вплелись друг в друга, тесно вшиты, не разорвать. Кто-то звонко двинул мне в нос, а кровь оказалась голубая. Ну, с этого момента пошла несуразица. «Надо идти спать» — сказала я оленю, перевернулась на бок и рухнула в воду.

Ха-ха!

Я слушаю свое второе «Я» и понимаю, что, похоже я совсем довела свой психически нездоровый мозг до состояния полного мазохизма. Во снах, я чувствую боль, но, похоже, это самокопание и самоанализ перешел в садистскую наклонность.

Глупые сны иногда бывают совсем не глупые. Черное солнце и красная луна – сопровождают мою сущность почти всегда. Я обожаю эти цвета, а еще больше я люблю вкус крови, люблю, когда она смешанная с сахаром и стеклом растекается по моему телу. Такая тягучая, притягательная.

Это похоже на дурь. На такую очень хорошо вставляющую дурь. Но нет, мне не требуется наркотиков, чтобы видеть замысловатые сны – из реальности в древность, а из древности в ядерное прошлое-будущие.

Ха-ха!

Давайте сыграем? – Как-то спросило меня сознание, и грудную клетку сжала адская боль. Можно привыкнуть к чему угодно, люди они же, как тараканы.

Хи-хи, люди тараканы…

Можем приспособиться к любой среде, к любым условиям. Так и свыкнуться с болью можно, теперь без нее я не существую, для меня это неотъемлемая часть существования. Существования меня.

А знаете, к чему завелась эта тема? Ко снам. К моим несколько безумно нереальным снам, с моей любимой кровью и сталью под кожей… Ведь вместо крови в моих жилах течет голубой, горячий свинец…

Просто мой способ убивать противника слегка напоминает фильмы ужасов, кровавые ванны так хорошо сказываются на коже.

Ха-ха!

И это признак хороших манер – улыбаться людям! Из-за такой ерунды они дали мне ужасное прозвище, какая несправедливость!

Сон Первый. Начало безумия.

Моя истинная ипостась – девушка. Я люблю женские тела, они непорочно прекрасны, особенно люблю бледную кожу, чуть выпирающие ключицы, узкие такие нежные плечи. Но увы, я совсем не такая. Но это не важно.

Сны заключаются не в этом. Их суть глубже.

Я стояла в узком, стеклянном коридоре. Темные, матовые стекла с бьющимися внутри, глубокими переплетениями сосудов льда и воды. Внутри, за стеклами, там обязательно так будет.

Стоять и просто слушать – я люблю.

Анализировать, докапываться до смысла. Сравнивать, обдумывать. Самокопание и самоанализ – а как бы поступил ты?

Рядом со мной находилось еще двое – две девушки, когда мне казалось что они мне близки.
По духу.
По крови.

Сердце когда-то билось в одном ритме. Дыхание не сбивалось. Можно было держаться бок обок. Но одна она, привысила лимит моей выдержки, дыхание оной сбилось.

— Да, ты хреновый друг и не отрицай этого. Ты никогда не можешь остаться со мной, когда я тебя прошу. – Ее голос, словно лезвие кухонного ножа и запах тухлой рыбы.

Я чувствую «запахи» слов. Хи-хи…

Вторая, что стояла рядом со мной, опустила глаза в пол и смущенно кивнула. Я бы дала ей по морде, за то, что не может постоять за себя. Ее смущение пахло недозрелыми кислыми яблоками, мне нравится этот запах.

Нет, он меня раздражает.
Во мне бы не просыпался этот зверь, если бы этот запах меня не бесил.

Я толкаю обидчицу и ударяю по лицу. Ха-ха! Я видела это ошарашенное лицо, но удар кулаком в легкие выбил меня из прострации.

Ауч, больно…!

Снова удар. Бью наотмашь, кулаком. Снова по лицу и с уже более неистовой злостью. Чувствую сладкий привкус крови на губах, вдыхаю его глубже. Распростроняю по легким. Как вкусно…

А ее злость пахнет гнилью. Морщусь и чувствую резкий удар в ключицу. Еще больнее, чем раньше. Вывих? Мощно.

Никогда не оставаться в долгу!

Не болящей рукой новый удар, в челюсть, цепляюсь острыми ногтями в щечку и срываю добрый кусок мяса с лица. Мм, а он мягенький, теплый… А еще ее кровь стекает по моим рукам. Хи-хи-хи… Подмечаю мысленно, какая мягкая у нее была щечка, а теперь это кусок валяется на полу.

Смотрит на меня своими ядовитыми, почти желтыми глазами змеиными глазами. И в тот момент, я назвала ее Офелия. Будешь именно ей – имя запятнанное моей любимой, сладкой, тягучей кровью Ха-ха! Что же, я жду ответный удар. Где же он?

Не заставила себя ждать? Как мило с твой стороны, хи-хи… Больно, ага. Тянет за больную руку, выдирает ее с места и вскрикивая от адовой, чертовой боли, бью ногой по стеклу ногой.

Слышу нежный шепот потресковшегося стекла и через несколько секунд острый стеклянный дождь начал пронизывать наши тела. А я не дергаюсь, стою как есть. Чувствую каждой клеточкой тела.

Стекло, как бритва…

А под стеклом, как я и думала железные балки. Здоровой рукой срываю длинный шест-трубу и пробиваю Офелию насквозь. В живот.

А хотела бы в голову. Хи-х-хи…

Оп-па? Сколько живучести в твоем теле, милая. Вытаскиваешь трубу из живота, блюешь своей прекрасной красной кровью и пытаешься встать. Но я же не дам? Я же не глупая. Ну, может чуть-чуть… Подхожу и сама до конца выдергиваю трубу.

Бью по голове. Со всей дури, что была во мне на тот момент. Ха-ха. Вы верите? Я спокойная. Я совершенно адекватная. Но пора лечится.

А дальше? Вроде бы убила – расколотый череп, глаза закрыты, и крови столько. Присаживаюсь и провожу пальцами по руке обидчицы. Слышу пульс. Живая? Хи-хи-хи… Статья вдруг стала совсем другая.

Интересно, сколько мне дадут?

А дальше… Темнотаааа….

Как неудобно было сидеть прямо, не двигаясь, не произнося не звука. Странное ощущение, когда в твоем организме что-то лишнее и в это же время чего-то не хватает. И вправду, какая прелесть у меня нету руки! Да-да, вместо нее кровоточащий обрубок плеча. Не чувствую себя ущербной, может даже наоборот? Вздрагиваю от боли и чуть поворачиваю голову в сторону плавных, ловких движений, потихоньку осматриваюсь.

Сквозь стекла разбитых очков замечаю знакомый белый диван близкой-по-духу. В это время, она сидит напротив меня и держит за существующую правую руку. А позади, сидит брюнетка. А я ее знаю. Она мне тоже близкая-по-духу.

Нежно поглаживает спину и аккуратно, пинцетом выдергивает осколки из спины и шеи. Не знала, что это настолько больно. Хотя где-то даже приятно.

— Закончила. – Мурлыкает та и встает с насиженного места. Белый диван – он теперь красный. В моей крови. От мебели исходит приятный запах моей крови. Я люблю этот запах. Теперь подходит другой человек, я тоже знаю его. Он мне близок по крови.

Вы таких людей называете братьями. Глупое название. Ха-ха…

Чувствую боль в плече. Вскрикиваю, но замолкаю сразу, как только чувствую взгляд на своем затылке. Близкий по крови и духу, вот как надо называть таких людей. Но он откликается только на краткое – Монах.

Монах, от слова «моно». Один.

Он не любит быть с кем-то близким-по-крови. Я это знаю. Но еще лучше знаю, что он мне именно такой. Пусть отрицает, кровное родство никто не разорвет. В наших жилах течет одна кровь.

Садится, снимает со своей шеи черную бандану и завязывает мне глаза. Наклоняется к уху и шепчет что-то нечленораздельное. На неизвестном не языке. Наверное, на немецком, его ведь тоже не знаю. Ха-ха!
Чувствую прикосновение грубых-близких-своих-не-своих-рук.

Резко, без замедлений, разрывает кожу на плече, от чего ровный слой тонкой, кожи падает на диван. Сорвал почти до затылка. Кричу. Вцепляюсь здоровой рукой в плече близкой-по-духу. Я ее назовут Ундина. Мне нравится это имя, оно имеет запах моря.

Я люблю море. И глубину. Именно туда я и проваливаюсь, от этой боли. Задаюсь вопросом, а к чему все это?

Проваливаться в темноту совсем не страшно. Даже наоборот – это весело. Падать в темноту. Падать вверх. Иногда я чувствую, как задыхаюсь, в мои легкие проникает вода, и легкие пузырьки вырываются на поверхность реальности с моими приглушенными криками. Но эти крики почему-то никогда никто не слышит.

Глупые. Хочу сжаться калачиком, но чьи-то руки не дают это сделать, они просто вырывают меня из пелены сна. А может это не сон?

Чувствую костлявые руки на шее. Они такие горячие.
Стоп.
Извини, милая, но я не хочу уходить на ваше дно.
Пора плыть вниз.
К теплым рукам.
К теплым душам.

Веки все равно слипаются, но руки Монаха сжимают мои плечи. Сильно. До адской боли. Просыпаюсь окончательно. Чувство полноценности меня покинуло лишь на секунду, пока я не почувствовала что-то инородное в своем теле.

Пытаюсь сжать руку в кулак. Слышу приятный металлический скрип.
Хи-хи.
Металическая рука.
Спасибо, Монах. Она чудесная.

Гладкий металл, приятный, чуть прохладный на ощупь. Тонкие, аккуратные, словно настоящие пальцы. Немыслимая работа. Заслуживает признания.

— Мне нравится. – Хихикаю и встаю с места, поправляю бинты на своем теле, надеваю рубашку и иду на кухню.

На кухне, как нистранно темно. Каждый скрип вызывает раздражение. Сижу во главе стола, наблюдаю за Монахом и Ундиной. Молча.

А они говорят. О моем заключении.

Это так забавно… Мне ** лет, и скоро я буду заключенной. Мне дадут лет тридцать. Офелия не тот человек, который спустит эту драку с рук. Я почти ее убила.

Какая жалость. Хоть за что-то бы стоящее сидела.

Чувствую напряжение. Оно имеет запах жженных проводов. Фу, им просто воняет, или я одна его чувствую? Передо мной лежит подаренный верным-близким-по-сердцу крест. Беру и сжимаю, чувствую, как кончики впиваются в кожу, так спокойнее.

Не на много. Но какая жалость. Ты, наверное, уйдешь с другой близкой-по-сердцу, я останусь одна.
Ха-ха, кому же я буду нужна?
Почти все меня забыли. Я это чувствую.

Звонок в дверь. Монах вскакивает с места и говорит мне:
— Прячься.
Отрицательно качаю головой, встаю со стула, прислоняюсь к стене. Жду.

Ундина идет с Монахом. Слышу рвотный позыв девушки. Удивляюсьт и иду в коридор. В руках Монаха голова близкого-по-духу, почти как по крови человека.
По рукам мужчины стекает формалин, он течет с шеи Акачо. Маленький Акачо, ты не прожил и ** лет… Оставалось совсем чуть-чуть до твоего **летия.

Мне жаль. Мне больно. Но плакать сил нету.

0

2

Сон Второй. Теория Выживания.

Я пребываю в темноте многие годы своей короткой жизни. Я стараюсь запоминать сны во сне. Они помогают разгадать тайны, почувствовать время.
Когда-нибудь они помогут мне выбраться из этой бешеной нереальности. Я просыпаюсь от звонка в дверь. Осматриваюсь и привстаю на локтях. Маленькая однокомнатная квартира с тремя раскладушками и белыми, старыми, еще советскими простынями. Все как обычно.
Только звонки в дверь настойчивее. Уже не пугает заключение. Кажется, прошло больше месяца, с тех пор, как были события со смерти Акачо.

Я все еще вспоминаю маленького Акачо.

Он был веселым и жизнерадостным. Иногда пессимист, иногда реалист, иногда ребенок, а иногда взрослый. Он был эдаким «иногда» и пах он свежей клубникой. Настолько приторно, что иногда меня тошнило.

Малыш Акачо, я буду скучать.

Открываю дверь и вижу на пороге Монаха, у него на руках Ундина. Выглядят, как ширпотреб. В крови, но эта кровь невкусная, по запаху похожа на гниль. Чужая, не человеческая кровь. Жутковато. Беру Монаха за запястье, он перешагивает через порог и, роняя Ундину, падает на пол.

Шкаф упал. Хи-хи-хи…

Глубоко вздыхаю и морщусь, пробивается в ноздри запах крови Ундины. Высовываю кончик языка, и тяжело выдыхая, беру обоих за запястье и тащу в комнату. Белоснежная, разодранная, холодная комната вкрапливается лужами яркой жидкости.

Аккуратно кладу девушку на кровать, разрываю остатки одежды. Из под раскладушки достаю набор для шитья. Но вместо привычных иголок и ниток, так лежат спирт, наркотики и большие иголки, а так же еще неиспользованные шприцы.

Перекиси не осталось еще с прошлого раза. Разрываю на себе белоснежную ночную рубашку и открываю зубами склянку со спиртом, смазываю каждый порез, перед этим одними губами доставая из ран маленькие, тонкие, но безупречно острые бритвы.

Работа профессионала или сумасшедшего.
Скорее первое, чем второе.
Но запах от этого металла, что бил в ноздри, разрывая грудную клетку, говорил об обратном.
Внутри Ундины была странная сыворотка.

Близкая-по-духу вскрикивает от боли, как только я вытаскиваю последний кусочек металла. Облизываю ранку и прижимаю ткань пропитанную спиртом к тому же месту.

Будут как новенькие.
Будут как всегда.
Будут жить.
Ха-ха!

Достаю еще одну колбу с пробкой, беру шприц. Он почти мнгновенно наполняется голубоватой, густой жижей. Я вкалываю немного обезболивающего в тело девушки. Она вздыхает и почти мгновенно засыпает.

Это не просто лекарство.
Мы все делаем сами.
Это как хорошая дурь.
Вставляет – мгновенно.

Или ты засыпаешь или тебя вставляет. Одно из двух, другого не дано.

Игла, медицинские нитки. Подлатаю – будет как новенькая. Аккуратно просовываю в кожу тонкую иглу. Один, второй, третий шов.

Я уже научилась. Научилась быть аккуратной. Научилась зашивать швы намного профессиональней, чем нынешние интерны и аспиранты мед. Вузов.

Если бы не то, что есть сейчас у меня, я могла бы стать врачом. Или юристом, а может и кем захотела? Но у меня нет возможности. Я почти ЗЭК, меня, возможно, разыскивают, возможно, хотят убить. Офелия не забудет того, что было.

Ведь это ее рук дело – убийство Акачо. Нашей маленькой красной бабочке оборвали крылья люди Офелии. И возможно, скоро головы оторвут и нам.

Заканчивая работу, я перекусываю стальную ниточку и глубоко вдыхаю аромат спирта. Перевожу взгляд на лежащего на полу Монаха. Увы, на койку я его не положу. Буду работать так. Разрываю рубашку на спине, проделываю туже работу, что и с Ундиной.

Заканчиваю, оставляя Монаха на полу, иду на кухню.
Мы могли бы сидеть сейчас с красной бабочкой.
Но его уже нет с нами, и я чувствую, как смерть дышит мне в затылок.

Офелия, неужели ты не наигралась? – Где-то в глубине, уж совсем в глубине мое сознание заливисто смеется и барахтается в ванне с чужой кровью.
Я глухо кашляю и снова устремляю свой взгляд в окно.
Там, за окном, уже рассвет.
А кончиками пальцев я все еще чувствую горячую кожу Монаха.

Я помню это горячее тело. У близкого-по-крови всегда горячие руки, горячая кожа и бешено бьется сердце. Температура поднимается до 38* и для него это нормально. Он – холодный отшельник, с горячей кровью.

Его кровь особенная. Она такая-нетакая как моя. Она имеет горький вкус и сладкий запах. Его жилы пропитаны этой кровью, настоящей, сильной человеческой-нечеловеской кровью.

Он – бурый медведь. Берсерк XXI века.

Если он решил – его не остановить. Он смог защищать меня, смог защищать Ундину. Но почему-то не смог защитить Акачо. Но я его не виню, я должна была защищать нашу красную бабочку.

Слышу приглушенные, тяжелые. Следом за этими шагами, более плавные, уставшие. Обессиленные. Ундина и Монах входят на кухню и оба садятся по обе мои руки.

Как обычно – я во главе стола. Так привычнее, так было всегда. Они смотрят, на меня, чуть ухмыльнувшись.
Я ловлю взгляд карих и серых глаз. Выдыхаю.

Мы говорим о поминках, о мальчике, которого не смогли защитить. О том, что скоро всем нам придет конец. И все это конкретно из-за меня. Из-за моей глупости, из-за зверя внутри меня.
Он бушует. Я чувствую, как внутри меня разрывает огонь. Как глубоко внутри меня сидит маленькая девочка, которая устала укрощать этого зверя.

Закрываю глаза и встаю. Надо бы сходить в магазин. Есть нечего, и спирта почти не осталось.
Иду в коридор, надеваю сапоги и накидываю куртку.
Выхожу из убогого подъезда, который провонял мочой и чужой кровью.

Теория выживания знакома мне с самого детства.
Так мне говорило мое подсознание, я всегда мысленно пыталась дать отпор обидчикам.
Часто давала сдачи и продолжала их давать даже в материнских побоях.
Но это прошло, теперь я не знаю, где моя мать, не знаю, где я учусь и учусь ли я?
Но каким-то странным образом у меня сейчас есть деньги, чтобы заплатить за еду в магазине.

Я вхожу в здание супермарке, брожу вместе с тележкой по прилавкам, высматриваю привычную Ундине еду – макароны, сосиски, сыр, молоко. Монах почти не ест мяса, сворю борщ и покупаю свеклу, картошку, два батона хлеба, немного несвежую, залежавшуюся зелень, морковку и прочие овощи.

Им непременно нужно есть. Слишком много они работают.
Я не знаю где, когда и сколько времени проводят на этой работе.
Не знаю кем, они разрабатывают на жизнь, то точно знаю, что им необходимы силы, чтобы жить дальше.

Вздрагиваю, чувстсвую знакомых запах алкогольного, не медицинского спирта. Поднимаю глаза и вижу его, уже немного постаревшего брюнета с козлиной бородкой, стоящего возле прилавка с фруктами. Я быстро направляюсь к нему.

— Почему ты здесь?
Вопрос не многозначен. Ответ так же не заставил себя долго ждать.
— Оборотень в больнице.
Она?
— Почему?
Глупо.
— Сердце.
Не верю.

Передает в руку записку, ухмыляется и берет авоську с ананасом. Оборотень наверняка любит ананасы. Чувствую немного кисловатый его запах, на языке появляется мимолетный вкус фрукта, после исчезает и кивнув Шуму головой ухожу оплачивать на кассу.

Из магазины выбегаю. Руки трясутся.
В записках – запись от близкой-по-духу.
Редиум.
Где ты сейчас?

Как ты смогла передать Шуму послание?
Почему не сразу мне?
Где ты?
Я не видела тебя много времени.

Раньше, чем умер Акачо.
С тех самых пор.

Забегаю в дом, оставляю покупки.
Одеваюсь в то, что первое попалось на глаза, беру Монаха за руку и мы уходим оставляя Ундину.
Она еще слишком слаба, чтобы подвергать себя опасности. Ей будет куда безопаснее дома.
У себя дома. Но у нас нет возможности возвращать ее обратно
Тем более, она нужна мне.
Она же близкая-по-духу.

0

3

Сон Второй. Приближаясь к реальности.

Я не просто ухожу, оставляя Ундину одну. Я ухожу за Редиум.
На этом маленьком клочке белой бумаги было написано одно-единственное слово: «Помоги.» Я не знаю, как давно она послала эту записку, жива она или нет. Но я не имею никакого желания хоронить следующей Редиум. Хочу, чтобы она жила и радовалась жизни.

Идя в ногу с Монахом, я смотрела на окружающие меня предметы. Это было похоже на загнившую яму, и почему-то отвратительный замок преследовал меня, настигал меня, будто пугая меня, настораживая. Предупреждая.

Я не хочу слушать глупые предупреждения моего подсознания. Просто знаю, на что иду, просто знаю, на что должна идти ради близких-по-духу. Я не настолько эгоистка, чтобы бросить «часть себя» на произвол судьбы. Не собираюсь взывать к жестокости Офелии. Если Редиум еще жива, я ее спасу. Непременно.

Оторвавшись в ходьбе от Монаха, я посмотрела ему в след. Уверенная поступь, он точно знает куда идет, и я точно знаю, что спасет меня в любой другой момент. Близкий-по-крови останавливается, передает мне небольшой сейф, ровно с две его ладони и просит поберечь это.

Возможно, это когда-нибудь спасет жизни людям.

Монах смотрит то на меня, то вдаль, а после хватает за запястье и тащит в метро. Оборачиваюсь и вижу бегущих людей, со странными символами на черных, закрывающих все тело плащах. В их руках замечаю оружие, похоже на мечи и арбалеты, а у многих из них в руках книги, с такой же символикой, что и на плащах.

Заходим в метро, перепрыгиваем через турникеты, игнорируя свист старого деда и крики бабушек, про воспитанность. Бегу вперед, не отставая от парня, и мысленно уже приготовилась к поимке, когда сердце же требует свободы. Оно не сдаться.

Буду биться до последнего вздоха, если нападут.

Какая глупость. Забегаю в вагон за ним, становлюсь у дверей и еду до станции метро ************. Вроде бы успели оторваться. Поезд медленно разгоняется, набирает скорость. В вагоне почти никого, а в голове сущий бардак. Устало смотрю на Монаха, на аккуратно зашитые шрамы на раскрытой шее, поправляю имперский шарф парня и облокотившись об его плече достаю записку.

«Помоги».
Знакомый, родной до боли подчерк. Подчерк юной художницы.
Моей маленькой юной художницы.
Мысленно провожу параллель, хочу найти ее здесь. Живой.
В этом мире, с ее душей, с ее всегда слегка напуганными глазами.

Резкая остановка поезда. В вагоне темнеет, я сжимаю записку, кто-то ломится в вагон. Прищуриваюсь, монах толкает меня в дверь, та плотно закрыта, а я достаю из кармана небольшую складную балку, не брезгую, разбиваю стекло, в то время, как люди в черных одеждах уже заползают в вагон.

Смотрю на Монаха жалобным взглядом, будто боюсь уходить одна. Но он уже в боевой стойке, со всей серьезностью относится к спасению меня. Точнее к спасению небольшого сейфа, который я держала в руках.

Медлю. Не могу его оставить. Он же близкий-по-крови.
Слышу его медвежий рык и не сомневаясь вылезаю из разбитого проема. Сразу бегу, не останавливаясь. Главное чтобы отстали, чтобы не догнали.

Бегу долго. Уже чувствую, как ноги меня не держат. Но осталось совсем не много, чтобы спасти Редиум. Я на заброшенной станции. Здесь я спряталась сейф, под какой-то еще уцелевшей плиткой. На несколько десятков сантиметров в глубине возможное спасение людей. В будущем.

Надо бы передохнуть, но времени нет. Поправляю рюкзак и бегу дальше, быстрее найти Редиум.
Сознание говорит:
Поспеши.

Уже выходя на нужной станции, я снова вспоминаю о Монахе, о том, что не следовало бы его оставлять. Что непременно нужно было ему помочь. Но он слишком предан идеалам, он слишком не такой, как другие. Он это он и его не изменить. Всегда оставаясь один на один со своей болью, страхом, проблемами он отучился говорить такие простые вещи;
Мне страшно, мне больно, мне нужна помощь.

Он не такой как другие. Но близкий-по-крови. Таких мало. Он один сейчас рядом, сейчас защищает. Ухмыляюсь и иду дальше, подходя к дому Редиум, я замечаю что-то не ладное. Здание несколько разрушено, однако все другие цивильны и не требуют ремонта.

Дверь в подъезд открыта, но что-то меня настораживает. Обхожу дом, нахожу нужное окно, смотрю на него. Шторы на месте, да и решетка. Слышу, как что-то гремит, но не придаю этому значению, а в нос бьет запах стали.

Возвращаюсь, протискиваюсь в открытую дверь подъезда и поднимаясь по лестнице до квартиры звоню. Через несколько минут мне открывает дверь мать девочки, совершенно серьезно, без колебаний она пропускает меня в дом.

Чувствую злость.
Чувствую боль.
Чувствую ненависть и презрение.

Не разуваюсь, прохожу в комнату к художнице. Открываю дверь и закрываю за собой.
В ужасе смотрю на комнату. Обшарпанные обои, рваный ковер, слабое свечение настольной лампы и цепи ведущие к рукам девочки, что сидит за столом и рисует.

— Редиум? – Тихо спрашиваю, стараясь не нарушать покой. Она скидывает листы со стола и мчится ко мне, падая на колени. Я тут же затыкаю ей рот ладонью.

Она начинает плакать. Стараюсь успокоить ее, но видимо, безуспешно. Встряхивая цепями на руках, она говорила о смерти. Мария – тоже умерла, так же, как и Акачо, но вместо того, что бы ее голову принести мне, ее принесли Редиум. Она рассказывала слишком проникновенно, не сухо, не так как обычно. Ее резкие, обрезающие любую дискуссию слова превратились в мягкие, бестелые звуки.

Она плачет, держит меня за руки и просит о спасении. Я не имею права отказать этому человеку. Беру за цепи и разрываю. Теперь я такое могу моя рука – металичесская, спрятанная в аккуратной перчатке.

Наручи можно спилить чуть позже, я беру Редиум за руку и веду в коридор. Вытащив из сапог пистолет, я открываю дверь в комнату матери девушки и наставляю ствол на мамашу.

— Я забираю ее в любом случае. По вашей воле или через дырку в вашей голове, миледи. – Ухмыляюсь, посылаю открывать Редиум входную дверь. Женщина же под дулом не двигается, говорю, чтобы девочка собрала вещи, та послушно собирает, одевается.

Через несколько минут я уже бегу за руку с ней, пряча пистолет обратно в карман на сапоге.

0


Вы здесь » Ролевая по мотивам Наруто » Фанфики » Адские Сны Бога|Ориджинал.